Комментируемое дело представляется интересным, поскольку налоговые споры о правилах учета операций с векселями встречаются не каждый день, а отдельные нюансы их оборота способны порождать нешуточные налоговые головоломки. Во многом это обусловлено т.н. двойственной природой векселя как долговой ценной бумаги и как средства платежа, на что справедливо указано еще в пункте 36 совместного постановления Пленума ВС РФ от 04.12.2000 № 33 и Пленума ВАС РФ от 04.12.2000 № 14 «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с обращением векселей». К этой двойственности примешивается еще и специфика векселя как относительно популярного эквивалента договора займа с соответствующими налоговыми последствиями для заемных отношений.
Безусловно следует согласиться с правильностью квалификации погашения векселя как исполнения вексельного обязательства, а не реализации ценной бумаги. При этом следует обратить внимание, что не каждое получение векселя его эмитентом будет являться таким погашением — ничто не мешает эмитенту выступить участником обращения собственного векселя, особенно если срок его погашения еще не наступил. Поэтому и при соответствующей передаче в документах во избежание путаницы следует указывать, происходит ли купля-продажа (возмездная передача по индоссаменту) векселя или все же предъявление его к оплате.
С другой стороны, интерес представляет вывод суда о том, что в спорной ситуации нет не только реализации, но и «иного выбытия» ценной бумаги. При этом в пункте 2 статьи 280 НК РФ в скобках прямо раскрывается, что погашение или частичное погашение номинальной стоимости бумаги является частным случаем выбытия, образующим доход. Формально этот текст нормы приводит к выводу о том, что и при погашении векселя образуется облагаемый доход.
Суд первой инстанции решил указанный вопрос через общие положения законодательства о налогах и сборах, а именно через экономическое содержание дохода в статье 41 НК РФ. Вспомнив о том, что погашение векселя — это, по сути, лишь исполнение обязательства по возврату «заемной» денежной суммы векселедателем, которое не образует доход, суд счел, что в данном случае отсутствует экономическая выгода, без которой нельзя применить положения пункта 2 статьи 280 НК РФ.
В свое время таким же образом поступил Президиум «нового» ВС РФ в единственном пока «налоговом»
Постановлении от 22.07.2015 № 8ПВ15: в этом деле вопреки буквальным положениям статьи 208 НК РФ признал, что при переуступке прав требования доход может возникать лишь в сумме разницы между ценой покупки и перепродажи такого права, а не в размере всей цены отчуждения этого права.
Такая логика в некоторой степени находит свое подтверждение через аналогию правил обложения дохода при переуступке права требования. В соответствии с пунктом 3 статьи 279 НК РФ доход от переуступки права требования (который можно уменьшить на расходы на его приобретение) возникает в случае реализации такого права. Однако на практике указанный пункт применяется и в случае исполнения должником обязательства, вытекающего из такого права требования, что не добавляет ясности вопросу: с высокой вероятностью в полностью аналогичной ситуации при безвозмездной передаче последующему кредитору прав требования из того же договора займа получение денег от должника признавалось бы доходом этого кредитора.
Любопытно, что в таком случае следует признать положения пункта 2 статьи 280 НК РФ об ином выбытии ценной бумаги, в т.ч. ее погашении, неприменимыми к случаям погашения векселей в силу специфики долговой природы этих бумаг. Косвенно это подтверждается положительными для налогоплательщика судебными решениями и письмами Минфина, которые в изобилии приведены в комментируемом
решении.
Изложенное подчеркивает неочевидность многих вопросов, связанных с налоговыми последствиями обращения векселей, заложенными еще в знаменитом Положении о переводном и простом векселе (утв. Постановлением ЦИК СССР и СНК СССР от 07.08.1937 № 104/1341). Одним из таких нюансов является абстрактность вексельного обязательства: выдача векселя и обязательство по его погашению не обусловлены никакими иными сделками и существуют отдельно от них. Следствием этого могут быть и налоговые риски, например, связанные с пропуском срока на погашение векселя сроком по предъявлении: он должен быть предъявлен к платежу в течение одного года, к которому следует прибавить еще общий срок исковой давности в три года по требованиям к векселедателю (но не к индоссанту). По истечении этого срока непредъявленный вексель превращается в списанную дебиторскую/кредиторскую задолженность. Именно в ловушку сроков, просчитавшись на 1 день, попал налогоплательщик, например в деле
№ А81–2002/2017, новировав фактически «просроченные» векселя и получив еще одну «абстрактно-бумажную» задолженность по собственным векселям, заплатив налог с предыдущей.
Возвращаясь к комментируемому делу, однозначно положительным следует признать вывод суда о том, что налоговый орган обязан был самостоятельно учесть при доначислении накопленные налоговые убытки налогоплательщика, особенно в ситуации явно выраженного волеизъявления на такой учет. Ранее в Московском округе наблюдалась негативная практика по этому вопросу, однако в ряде актуальных решений Арбитражный суд города Москвы поддержал этот подход — например, в деле №
А40–139998/2017налогоплательщик вовсе не декларировал зачет убытка из-за отсутствия прибыли в проверяемом периоде, однако суд поддержал довод о том, что если эта прибыль появляется по итогам налоговой проверки, инспекция обязана учесть заявление общества на зачет накопленного убытка без дополнительного декларирования (которое означало бы согласие с доначислением по существу). Справедливости ради, в этих делах суд поддерживал налогоплательщиков и по существу спора, но это все равно позволяет успешно пользоваться обозначенным подходом.