Это дело представляет собой довольно сложную иллюстрацию к популярной теме последних лет о соотношении необоснованной налоговой выгоды и ТЦО, которой мы не раз касались в наших алертах.
Как видно, в данном случае инспекция ссылалась не столько на отклонение цены в сделке от «рынка», сколько на нереальность спорных услуг – фактически эти услуги сводились к функционалу нескольких работников Общества, которые были «искусственно» выведены за его штат: ни их обязанности, ни физическое место работы при этом не изменились, несмотря на формальный перевод в управляющую организацию. Объем услуг и их фактические исполнители тоже не поменялись, при этом их стоимость возросла кратно.
С этой точки зрения доводы налогового органа об искуственности операций напоминают фабулу известного
дела ЗАО «МУМТ» (группа «БАТ») 2013 года о многократном удорожании управленческих услуг без видимого основания, исходя из чего суд сделал вывод о нереальности услуг как раз в части такого «удорожания».
Учитывая, что практикой подготовлена благодатная почва для подобных выводов, пожалуй, неудивительно неприятие судом ссылок налогоплательщика на известное
Постановление Президиума ВАС РФ от 28.10.2010 № 8867/10 (дело JTI) о недопустимости подвергания сомнению реальности хозяйственной операции в части и необходимости применения в таких случаях методов ТЦО (ст. 40 НК РФ).
Исходя из позиции, изложенной в Письме Минфина России от 05.04.2016 № 03-01-18/19396 и в
Определении СКЭС ВС РФ от 12.04.16 № 308-КГ15-16651, при установлении необоснованной налоговой выгоды, в том числе в результате совершения нереальной операции, необходимо определить размер действительных налоговых обязательств налогоплательщика.
В этом деле компания попала в ловушку, оставленную в практике другим
Определением СКЭС ВС РФ от 22.07.2016 № 305-КГ16-4920: им были фактически развязаны руки правоприменителя для использования любых методов определения цены в сделках при наличии признаков необоснованной налоговой выгоды.
В результате здесь суд не руководствовался нормами о ТЦО, посчитав их неприменимыми (хотя и Минфин, и ВС РФ отмечали, что эти нормы вполне могут быть одним из инструментов для определения размера выгоды).
В этом деле налоговый орган использовал два подхода: сравнил затраты на «переведенных» сотрудников и на аналогичные услуги независимых участников оптового рынка электроэнергии.
Попытки налогоплательщика предоставить альтернативные расчеты, в том числе с использованием методов ТЦО, были отметены.
Настораживает довод суда в отношении заключений оценщиков, представленных Обществом, со ссылкой на то, что они получены вне рамок выездной налоговой проверки.
Конечно, предъявление таких претензий уместно только в адрес налогового органа (впрочем, оно зачастую игнорируется судами), а не в адрес компании, которая в ходе выездной проверки еще не знает о будущих претензиях и физически не может подготовить опровергающие доказательства.
Не говоря уже о позиции Конституционного Суда РФ и пункте 79 Постановления Пленума ВАС РФ № 57 от 30.07.2013, которые прямо позволяют налогоплательщикам предоставлять новые доказательства в суд.
С учетом этого фактора оценки суда применительно к доводам о цене в спорных сделках в данном деле выглядят тенденциозно и не могут не вызывать тревоги у налогоплательщиков.
Однако наиболее важным аспектом, который следует иметь в виду, является вопрос об экономической обоснованности агентских услуг, их эффективности и реальности с учетом состава услуг и их фактических исполнителей.
С этой точки зрения показательным является недавнее
дело АО «Кавказцемент», в котором суды пришли к выводу о нереальности агентских услуг по сбыту продукции завода, якобы оказанных материнской компанией: услуги агента дублировали функции персонала самого налогоплательщика, эффективность их не была доказана.
В частности, в результате привлечения агента у общества так ине появились новые значимые контрагенты (этот довод звучал и в комментируемом деле).
Наконец, следует обратить внимание на устойчивый тренд в практике о необоснованной налоговой выгоде, который отвергает совокупный учет налоговых обязательств всех участников сделок.
Иными словами, при доказанной нереальности сделки расходы и вычеты компании будут «сняты» несмотря на зеркальный учет доходов и начисление НДС контрагентом с уплатой налогов со спорных операций.
С этой точки зрения неубедительны доводы о том, что «в совокупности» бюджет от сделок не пострадал, а равно о том, что при соблюдении принципа «зеркальности» не должны предъявляться претензии к НДС.
Любопытно, что этот подход в некотором смысле противопоставлен давней позиции Президиума ВАС РФ по делам ОАО «НК «РуссНефть» (Постановления от 10.03.2009 № 9821/08 и № 9024/08, от 28.10.2008 № 6273/08 и № 6272/08), согласно которой каждый налогоплательщик в цепочке несет свою часть нагрузки по уплате НДС и само по себе перераспределение ценовой нагрузки в цепочке сделок не означает получения необоснованной налоговой выгоды.
Очевидно, данный аспект может быть разрешен теперь только путем законодательных правок в части определения необоснованной налоговой выгоды при совершении сделок группой добросовестных налогоплательщиков (эти поправки активно обсуждаются).
К сожалению, отсутствие механизма симметричных корректировок и ограничение сроков возврата излишне уплаченных налогов делают затруднительным «зеркальное выравнивание» налоговых обязательств у продавцов услуг (в комментируемом деле ОАО ГК «ТНС Энерго» уже вряд ли сможет вернуть уплаченные по «нереальным» сделкам налоги за пределами трех лет).
Это повышает риски и требует усиления внимания к налоговому планированию тех или иных внутрихолдинговых сделок.
Второй эпизод комментируемого дела касается «нового веяния» в практике налогового контроля. Если ранее налоговые органы при проверке учета в расходах премий персоналу не акцентировали внимание на основаниях для выплаты премий, то сейчас данный аспект становится все более значимым.
Компании больше не могут рассчитывать на спокойную жизнь при бесконтрольном и плохо мотивированном премировании своих сотрудников.
Нашумевшие в СМИ примеры необоснованно завышенных бонусов руководству «РусГидро» и «Почты России» не могли не получить своего «налогового» продолжения.
В данном деле отчетливо видна успешная попытка инспекции оспорить начисление премии как по формальным основаниям (отсутствие в локальных НПА возможности такого премирования для генерального директора), так и по выполнению содержательных критериев начисления премии.
Любопытно, что в данном деле сам налогоплательщик не установил формализованные KPI для получения премий, которые могла бы перепроверить инспекция, однако сработал общий подход: если премия выплачивается за выполнение важного поручения, оно должно было принести положительный эффект для компании.
В этом деле такого не произошло. Напротив, налоговый орган установил «отрицательный результат урегулирования» конфликта с контрагентом.
Доводы налогоплательщика в деле фактически не приводятся, хотя представляется, что сам по себе «отрицательный результат» не должен быть определяющим: в конце концов, без «урегулирования» убытки компании могли быть еще больше, а их минимизация – тоже успех.
Однако этот довод при его уместности в любом случае должен быть доказан налогоплательщиком.
Как следствие, при начислении значительных бонусов работникам за выполнение тех или иных целевых показателей или важных поручений необходимо быть готовым к тому, что налоговый орган тщательно перепроверит выполнение критериев для их премирования.